Человек, который убил Дон Кихота (2018) |
Режиссер Тобиас Граммет, маясь в Испании над очередным рекламным шедевром, в поисках воодушевленья отправился в деревню, где 10 лет назад снимал свой дипломный фильм - про Дон Кихота. И нашел там исполнителя основной роли - спятившего ветхого сапожника, уверовавшего, что он... и есть истинный Рыцарь грустного образа! Старик принял Тоби за своего верного оруженосца Санчо и насильно потащил в опасное странствие, где реальность трансформируется в фантазию, а правду не отличить от вымысла.
«Кихот» Гилльяма на первый, второй и многие последующие взгляды имеет мало общего с похождениями главного персонажа романа Сервантеса. Однако Гилльяму удалось гораздо больше изначально поставленной сверхзадачи любой кино-адаптации. Гилльяму удалось главное - не механистически и добуквенно пересказать основные сюжетные линии и знакомые до оскомины общие места (шлем-тарелку, старого Росинанта, мельницы-великаны...), но передать сам дух великого произведения. И не просто великого, но и, к слову сказать, одного из самых загадочных произведений человечества. Чего лишь стоит рекурсия во второй части книги обсуждения уже прочитанной Кихотом первой части своих странствий. Да и нужно ли это буквальное следование источнику, разве в этом лишь самоцель экранизации? Тем более, для экранной адаптации столь обширного, глубокого и многоуровневого произведения, как «Дон Кихот».Я читал Сервантеса уже довольно давно, чтобы подзабыть многие детали, но Гилльям, даже сквозь свою искаженную зазеркальную призму, воскресил в памяти многие ключевые моменты романа, которые перенесены в фильм, пусть и очень своеобразличным, типично гилльямовским манером: и душевную болезнь, и освобождение пленников, и собственный плен, и логово бандитов, и маскарад, и всё те же пресловутые мельницы. Главное принципиальное «различие» с первоисточником и гениальная задумка режиссёра - перенос действия в наши дни. Удивительно, но эта идея пришла режиссёру далеко не сразу: в первых версиях сценария современник переносился в Испанию XVII века. Но разве это не есть своеобразный обыгрыш всё той же мистической игры, переплетения прошлого и настоящего - обсуждения во второй части романа уже прочитанной Кихотом первой? Или сложная многоуровневая аллюзия на знаменитый рассказ Борхеса про автора, взявшегося заново перенаписать хотя бы одну главу из «Дон Кихота». К тому же, современность нисколько не мешает воспроизвести практически в неизменном виде многие из тем и идей, поднятых Сервантесом 400 лет назад. Также как никуда не делись искренняя ирония и отеческая любовь по отношению к одним персонажам, и жгучий, неистовый сарказм к прочим. Так смеяться над собой и пороками общества удавалось в мировой литературе и кинематографе единицам. Гилльям вслед за Сервантесом поднимает непосильные, глубокие вопросы бытия и предназначения через многоуровневые планы личности и социума, адепта и последователей, знаний и веры, тонкой грани нормы и ненормальности.И совсем не важно, что мающийся от безделья и собственной никчёмности мелкий помещик из средневековой Испании заменён на спятившего провинциального сапожника в современном мире: ключевым в высмеивании закоснелости социума и для Сервантеса, и для Гилльяма остаётся маленький человек. Тот самый гоголевский «маленький человек», спятивший для общества с его узкими взглядами и искажёнными представлениями о норме, морали, нравственности, добре. Где сам мир является больным и безумным, с глубоко сдвинутыми и деформированными границами и понятиями, мир, в котором даже самый здоровый человек чувствует себя безумцем. А Кихот выступает лакмусовой бумажкой, расцвечивающей ложь и лицемерие «правильного» социума.Та же замысловатая зазеркальная сервантесовская рекурсия повторяется у Гилльяма и в обсуждения самой книги Сервантеса «новым Кихотом», и в том, что чудным образом переплелись судьбы актёра в дипломном фильме и судьбы талантливого режиссера, променявшего свой дар на денежную «шабашку» - рекламу на всё ту же кихотовскую тему, со всё теми же растиражированными масс-медиа мельницами, давно превратившимися в жупел, виртуальный мем.Где, в какой момент происходит этот водораздел, когда реальность начинает трансформироваться в вымысел или безумие? Да и чье это безумие: сапожника или режиссера? Или летящего с катушек современного мира, где также безнадежно уродливо смещены понятия добра и зла, благодетели и порока?Замысловатая рекурсия, подобно пожирающей себя средневековой гидре, проявляется уже в самом названии кинофильма, где автор вновь глубоко зарыл множественный смысл: кто же убил Кихота в Кихоте? Сам прозревший перед смертью Кихот-сапожник? Или востребованный рекламный клипмейкер, убивший идею великого произведения? Или имеется в виду буквальный смысл конца человеческой жизни? Или сам режиссёр, вслед за взбалмошным безумного идальго, буквально, повторивший его замысловатые скитания на пути к истине? То есть, сам Гилльям, шедший через тернии к реализации своего главного кинофильма почти четверть века? И расставшийся на этом долгом пути со многими вариантами, идеями, попутчиками, актерами, буквальным следованием произведению-источнику? Или расставшийся с Кихотом из первых вариантов сценария, или растиражированным глянцевым Кихотом, как объектом убийственного для массового сознания медийным продуктом?..Но самая важная тема, прошедшая через столетия, и не просто сохраненная у Гилльяма, а звучащая финальным торжествующим аккордом: идея вечного донкихотства. Так ли важно, кто станет очередным Кихотом, и кто подаст ему копьё в этой вечной борьбе добра и зла? Вместо выбывшего из строя и отчаявшегося в своем великом предназначении Кихота всегда найдется смельчак или безумец, поднявший знамя заранее проигранной войны с ветряками ради утопических и наивных идеалов. Всегда найдется идеалист, загадавший «счастья для всех даром, и пусть никто не уйдет обиженным». Именно безумцы всегда двигали вперёд этот мир, именно они делали то, что считалось невозможным, немыслимым, неправильным, вредным. Гилльям даёт нам зыбкую и очень коварную веру, что преемственность донкихотства не угаснет в веках, что заставляет на финальных титрах сглатывать подступивший ком. Пожалуй, это самый сильный и глубокий фильм Гилльяма. В этом и кроется большая тайна любого большого произведения большого Автора: заставить смеяться до слёз, чтобы в конце до слёз расчувствоваться.Идя от Брайана и Грааля, которые были лишь расширенными скетчевыми версиями Летающего цирка в той же абсурдистской стилистике английского юмора, с каждым фильмом режиссёр всё больше уходил от балагана и нарочитой буффонады к истинным человеческим чувствам и эмоциям. И Бразилия, и Обезьяны, ещё полны сатирического антиутопичного трэша на грани фола. Да чего там: абсурд и едкая сатира - главные художественные приёмы Гилльяма. Но в Кихоте они перестают быть самоцелью, уступая место роли личности в реальном мире. В мире, не желающем меняться, и отторгающем как чуждое пришедшего его улучшить, сделать добрее, честнее, чище... Но Гилльям не был бы собой, если бы в очередной раз пафосно показал очередного супермена в голубых лосинах. Показанный им «коллективный Кихот» вовсе не герой на своём героическом пути. И даже не избранный временем и провидением на эту роль, но лишь ставший им волею дурацкого случая и стечения абсурдных обстоятельств: как пародия над нарочитым благородством надуманных рыцарских романов, как насмешка над произведением великого испанца, как пародия над ролью личности в лице обезумевшего сапожника, клипмейкера, режиссера...Baddy Riggo, 04.10.2018-06.11.2018------Да простят меня те, кому понравился фильм, на меня он никакого впечатления не произвел. И вот почему.Повторю вслед за теми, кто считает, что фильм морально устарел. С одной стороны интересно, что этот долгострой словно пришел из 90-х: новый русский, элитные проститутки, верящие в чистую любовь а-ля Интердевочка, китч тех самых 90-х. Кто-то скажет, что и сейчас это есть. Правда. Есть-то оно есть, но все же не в таком виде. Хотя, для фанатов «святых девяностых» сойдет (может, их отрезвит такой непривлекательный персонаж). Это же относится и к спецэффектам и картинке (впрочем, на это я обычно не обращаю внимания: мне главнее содержание, так что этот момент опущу).Что до содержания... тема изначально выигрышная, как раз для философов и гиков, на которых всегда ориентировались Монти Пайтон вообще (которых я, кстати, очень уважаю, но за другое) и Терри Гиллиам в частности: герой - несчастный, всеми забытый человек, живущих в мире своих иллюзий (как говорил про себя Бананан, герой «Ассы», «живет в заповедном мире своих снов»). Безусловно посыл «неизвестно, кто более сумасшедший - эскапист или материалист-реалист, уверенный, что он все знает» благой. Но как же затерт! Лично мне первым делом вспомнилась пьеса и фильм «Тот самый Мюнхгаузен» с похожей моралью (и, кстати, весьма сомнительным в плане человеческих качеств главным героем, но об этом - в соответствующем обзоре). Что сказать? Во времена становления постмодернизма и - особенно - магического реализма приемы, использованные в фильме, впечатляли. Сейчас ходы, связанные с неожиданной мистикой, «сюром», размышлениями «где реальность, а где вымысел» изрядно утомляют, потому что становятся предсказуемыми.Единственное, что действительно впечатлило - финальный монолог Хавьера. Но получилось даже не столько «будьте верны своей мечте», «быть не от мира сего - клево, а приземленным - плохо» (то, как лично автора статьи достал этот культ «никаквсешных», и их поклонников, презирающих обычных людей - предмет отдельной беседы) и даже не «уважайте и жалейте стариков, не заставляйте людей чувствовать себя ненужными» (это явно планировалось и сама идея хороша, но как-то... не дотянута, что ли), а «как было смешно, что у спятившего старичка раздвоение личности и как стало грустно, когда произошло то, что произошло, а мы этого не понимали». Не знаю, планировал ли Гиллиам такой цинизм (это, вообще говоря, в его стиле; достаточно посмотреть другие его фильмы, чтобы в этом убедиться), но меня лично покоробило. И, честно говоря, противопоставление «делец против мечтателя» вышло так себе. Особенно после реплики «это уже не смешно» - поклонники кинофильма в этом видят почему-то «даже главный злодей все понял», а мне лично в этом видится прямо противоположное: «все люди для злодея - игрушки, а сломанную можно просто выкинуть и забыть». Финал и вовсе скатывается в бред. Хотя понятно, что это должно было быть метафорой преемственности, напоминание о том, что необходимо уметь мечтать, жить чем-то бОльшим, чем водка-проститутки, но по какой-то причине так и хочется сказать «не верю», «банально».Хотите посмотреть действительно хороший фильм о человеке с мировоззрением Дон Кихота, пересмотрите советский фильм «Дети Дон Кихота» или мультфильм «История одной куклы».Только за идею и игру актеров